Сергей Агарков - Сексуальность от зачатия до смерти: онтогенез сексуальности
Возраст пяти-семи лет – время активного подготовительного социокультурного развития и психосексуальной дифференциации. На этом, предстартовом этапе моделируются способности конструктивного общения со сверстниками, старшими и младшими по возрасту, складываются интересы и предпочтения определенных видов деятельности, представления о жизни семьи и многое другое. Ключевые социальные факторы, способствующие формированию полоролевого поведения – это общение в семье и в большей степени со сверстниками. Некоторые авторы сравнивают психосексуальную дифференциацию с овладением чтением, где знание букв – еще не умение читать, и, тем более, не потребность в чтении или знакомстве с литературой. Джон Мани сравнивал процесс психосексуальной дифференциации с передачей эстафеты усложняющихся программ развития от одного уровня к другому. При каждой такой передаче возможны ошибки. Они переносятся в последующие программы, увеличивая риск отклонений в ходе дальнейшей дифференциации. И. С. Кон считает, что, по многим параметрам социального и эмоционального развития ребенка решающую роль играют не родители, а сверстники, которые замечают нарушение неписаного гендерного кода и жестоко наказывают его нарушителей. Причем женственных мальчиков отвергают мальчики, зато их охотно принимают девочки, а маскулинных девочек, наоборот, отталкивают девочки, но принимают мальчики..
Референтные группы (источники моделей поведения), по М. Кле (1990), включают: 1) сверстников – эта группа определяет вкусы, предпочтения, язык и способы индивидуальных или половых взаимодействий, т. е. модели поведения, соотносимые с изменчивыми социальными и культуральными нормами; 2) родителей – в тех сферах, где культурные нормы стабильны и тогда, когда решения имеют долговременные последствия.
Еще пятнадцать лет назад выяснилось, что ролевые ориентации девочек сдвинулись в сторону противоположного пола несколько больше, чем мальчиков. Причина этого явления усматривалась в педагогических установках родителей. Матери положительно относились к любой помощи детей. Отцы не одобряли помощи дочерей в «мужском» труде, но помощь мальчиков мамам в «женском» труде считали вполне допустимой. Правда, самим мальчикам такая помощь нравилась, а отцы считали, что мальчикам это не по душе. Отцы спокойнее матерей относились к агрессии детей в адрес младших и гостей, придавали меньше значения конфликтам ребенка, чаще отзывались на просьбы детей помочь им в игре, но более жестко относились к вопросам о происхождении детей. Матери же были внимательнее отцов к физическим жалобам ребенка и находили больше различий между мальчиками и девочками. Отношение детей к наказанию также было различным. Мальчики считают, что право наказывать их имеют оба родителя, но «справедливые» наказания приписывают матери. Девочки же отдают право на наказание преимущественно матери, но считают справедливыми и наказания, исходящие от отца.
Некоторые ученые отмечают, что у большинства девочек, обнаруживающих маскулинное поведение в препубертатном возрасте, с наступлением полового созревания происходит феминизация, тогда как фемининность у мальчиков может быть предвестником ролевого конфликта в подростковом возрасте. Кроме того, «норма реакции» для женского пола вообще шире, и диапазон приемлемости вариаций женского поведения больше, чем мужского. Правильное поведение родителей во многом определяет формирование адекватной половой роли у ребенка. При эмоционально сдержанном, требовательно-властном отношении матери и ласковом, разрешающем отношении отца девочки часто обнаруживают маскулинное, а мальчики – фемининное поведение.
С поступлением в школу появляются новые образцы для подражания, возрастает роль общения со сверстниками. На этом этапе типично разделение коллектива и противостояние по половому признаку. Благодаря этому антагонизму возрастают требования к проявлениям мужественности или женственности, почти полностью исключаются компромиссы в выборе половой роли. Дружная детсадовская группа, приходя в школу, распадается на два «враждебных» лагеря. Эта гендерная сегрегация и гомогенизация групп сопровождаются большей сплоченностью мальчиков, так как приобретение мужских качеств связано с большими физическими и психическими усилиями и требуют групповой солидарности.
Инициативной группой гендерной поляризации выступают быстро развивающиеся дети. По мере дозревания претендентов эти группы пополняются из общей диффузной массы одноклассников гендерными рекрутами. Отношения между гендерными группами носят характер идейного противостояния и локальных конфликтов. Главным лозунгом «мужской» идеологии является: «Девчонок не берем», причем толкование причин подобной дискриминации выглядит довольно наивно: «Они все подлизы и ябеды». Девочки тоже не остаются в долгу и категоризируют мальчиков, как хулиганов и двоечников. При этом, в одном качестве наблюдается поразительное взаимное единодушие: и те и другие считают оппонентов дураками и дурами. Эта дефиниция безотносительна к учебным успехам, уровню интеллекта и приобретенным навыкам (игра в шахматы, занятия живописью и музыкой, спортивные успехи, компьютерная грамотность), она отражает неприятие чужих гендерных позиций в целом.
Военные действия в младшей школе носят игровой «жизнесберегающий» характер: дергание за косички, метка приклеиванием жвачки (раньше – обливанием чернилами), обстрел оппонентов мягкими снарядами из резинок и духовых трубок, подбрасывание им пугающих предметов и «приколов» из арсенала «индустрии ужасов», перепрятывание личных вещей в целях психологического подавления «противника», распространение слухов, слив информации учителям и родителям. Правда, на высоте разгулявшихся эмоций обидчик может получить портфелем по голове и даже уйти в нокаут. Впрочем, эти редкие эксцессы не сопровождаются озлоблением и длительной враждой.
Страшнее всего из гендерных санкций действует коллективный унижающий смех, если провокатор или предатель попал в щекотливую ситуацию, например, не успел добежать до туалета. Эти естественные гендерные акции часто пугают педагогов и настораживают родителей, которые усматривают в них зачатки человеконенавистнической идеологии. На самом деле, чтобы почувствовать себя мужчиной надо не только проявить силу и смелость, но и ежедневно «по капле выдавливать из себя» все женское. Отсюда и дистанция, «минное поле» между гендерными группами. Все женское (одежда, занятия, манеры) абсолютно не приемлемо мальчиками, как и все мужское – девочками. Любые индивидуальные отношения между полами жестко табуируются «мужским» сообществом («С бабами дружишь – сам бабой стал»), а если предупреждение не действует, могут и побить.
Не менее брутально любые половые шашни осуждаются и в «женской» среде («Жених и невеста тили-тили тесто, тесто засохло – невеста сдохла»), но в качестве санкций обычно практикуется бойкот, точнее эмбарго на взаимные дружеские услуги («Мы с тобой больше не играем»). Для ребенка подобный приговор и отлучение от гендерной группы страшней смертной казни для отпетого преступника. Впрочем, если мальчик и девочка встретились вне гендерной группы (например, на даче, где нет сверстников), их отношения могут складываться вполне позитивно. Но стоит коварным смотрящим появиться на горизонте, бедные дети должны отпрянуть друг от друга как ошпаренные. По мнению Мани (Money, 1980) – это просто период сексуальной стыдливости и осмотрительности, когда сексуальным играм дети предаются тайком. Свидетельством хорошо скрываемого интереса к романтическим отношениям могут быть реакции мальчиков на показ эротических сцен в кино или по телевизору. Некоторые из них избегают посещения подных фильмов. Выбегают из комнаты дома, в кинотеатре закрывают лицо руками или прячутся под кресло. Подобная сенситивность, непереносимость таких сцен убедительно свидетельствует о критическом периоде гендерной социализации. Перекрестные культурологические исследования однозначно показывают, что в обществе, допускающем сексуальные упражнения детей, такие игры продолжаются и нередко становятся более частыми именно в предподростковом возрасте (Ford, Beach, 1951; Marshall, Suggs, 1971; Carrier, 1981).
Одна из проблем этого возраста взаимоотношения между братьями и сестрами, между братьями и между сестрами. Наиболее полные данные по сексуальным играм детей-родственников сообщил Финкелхор. Он выяснил, что 13% опрошенных студентов колледжа в детстве участвовали в сексуальных контактах со своими братьями и сестрами (данные, по его мнению, сильно занижены). Примерно три четверти этих отношений были гетеросексуальными (брат – сестра), и одна четверть – гомосексуальными (сестра – сестра или брат – брат). Сексуальные контакты между братьями и сестрами не ограничиваются только ранним детским возрастом; в 73% случаев одному из детей было больше 8 лет. Наиболее распространенная форма сексуальных действий между детьми-родственниками – генитальные прикосновения и только в 4% случаев встречаются половые акты.
